Барышня в справочном окошке в Боткинской вздохнула: “Виноградова? 21-й корпус”.

— Что, у вас уже сто человек спрашивали про нее?

— Миллион.

Арина Виноградова лежит в травматологии, улыбается и выглядит на самом деле счастливой. У нее забинтована рука (вчера на нее наложили швы) и несколько царапин на лице, на руках, на груди. Корреспондентам она говорит так:

— Здоровье мое хорошее, все у меня хорошо.

— Почему сели именно в хвосте самолета? Почему вы выжили?

— Просто оказалась в нужном месте в нужное время. А села в хвосте... ну, просто села, и все. Подруга, которая выжила, сидела напротив меня, на служебном месте. Мы хотели кофе перед вылетом попить и сидели втроем в третьем салоне. Все случилось очень быстро. Мы только начали набирать высоту, и самолет завис. Потом его стало трясти. Бывает обычная болтанка, а тут вдруг стал вибрировать. Я поняла, что что-то не так. Мне стало страшно, я вцепилась в подругу Олю Наумову. Но в этот момент она отстегнула ремень и решила посмотреть в иллюминатор, что происходит. Поэтому она и погибла. Наверное, она покатилась по салону от удара. А Танечка Моисеева сидела напротив меня перед вылетом. Как мы упали, я не помню. Я очнулась — темнота. Я стала кричать: “Помогите! Есть кто-нибудь живой?” А вокруг только тишина и заваленные кресла. Я вижу: лежу на двигателе. Стала кричать: “Господи, спаси меня! У меня же дочка маленькая!” Я стала пытаться выбраться и в тот момент поцарапала руку. Уже начинался пожар, и я испугалась, что задохнусь. Но пожарные очень быстро приехали. Брандспойт протянули, струя мне прямо в лицо попала. Я попросила у них нож или ножницы, чтобы отстегнуться от кресла, и сказала, что Танюшка жива, ее тоже надо вытащить. Знаете, говорят, что в таких случаях вся жизнь перед тобой проносится. Но я ничего такого не успела подумать. Хотя, грешным делом, мне всегда было интересно, что чувствуют выжившие в катастрофе люди.

— Как вы думаете, почему судьба оставила вас в живых?

— Я не знаю, может быть, потому, что у меня маленькая дочка. (Дочке Полине 4 года.) Хотя со мной сидела Оля Наумова, у нее тоже маленькая дочка. Оля хотела в Питере мужа дождаться из Милана. Он летает вторым пилотом. Перед этим вылетом мы на двое суток задержались в Адлере, жили в профилактории. Просто божья благодать. Это было так чудесно, отдых свалился неожиданно. Мы купались, загорали, гуляли. Оля еще в море мне сказала: “Может, я в последний раз купаюсь”. Я говорю: “Что ты такое говоришь, в этом году, наверное, последний”. А она мне говорит: “Ну да, в этом году, потому что у меня отпуск только в ноябре”. И монетки почему-то мы в море не бросали, чтобы вернуться.

— Если завтра в небо? Полетите?

— Точно — нет.

— Еще летать-то будете?

— Я подумаю.

— А домой на поезде поедете?

— Нет, только на самолете. Чему быть, того не миновать. Знаете, перед отлетом на борт просились 30 туристов, в “Шереметьево” их чартер задерживался, и они умоляли взять их в пустой самолет. Но по инструкции это не положено, и командир экипажа отказал. Представляю, как они сейчас радуются.

— А какое у вас сейчас самое большое желание?

— Очень хочется домой, ребенка увидеть.

Врачи говорят, дня через два Виноградову выпишут. С утра Арину навестила ее московская подруга. Следом примчался Артур, с которым они вместе учились в Академии гражданской авиации в Питере. А сама Арина — еще студентка, учится на третьем курсе заочного отделения.

Корреспонденты “МК” уже собирались уезжать, когда в палату вихрем ворвался муж счастливицы Алексей.

— Я одновременно узнал о том, что самолет упал и что Арина выжила. Я почувствовал опустошение. Трудно осознать это. Это известие не поддается разуму. Но дочка тоже увидела по телевизору, стала кричать: “Мама, я тебя люблю!”

— Вы не запретите жене летать?

— Ей запретишь, — вздохнул Алексей, но тут же заметил: — Ей всегда страшно было. Но по теории вероятности больше ничего у нее не должно грохнуться.