Владимир Путин хочет жить в Европе. Не только в географическом, но и в политическом измерении. Хочет общаться с Блэром и Аснаром, Шираком и Шредером, а не с Ким Чен Иром и Фиделем Кастро. Его интересуют инвестиции «Рургаза» и «ЭНИ», а не поставки брошюр кубинского бородача или журнала «Корея сегодня». Тем более что наиболее динамичная и продвинутая часть российского населения «голосует ногами» за Европу: наших куда чаще можно встретить в итальянских магазинах и на испанских пляжах, чем на улицах Пхеньяна или Триполи. Российские граждане активно впитывают в себя европейские стандарты жизни или хотя бы стремятся к ним – даже в провинции, судя по социологическим опросам, люди хотели бы зарабатывать по тысяче долларов на человека. Еще года три назад предел мечтаний не превышал суммы, раза в три меньшей. Но жизнь в Европе несовместима с теми тенденциями, которые сопутствовали приходу Путина к власти и были связаны с укреплением политической и идеологической роли силовиков. Тут не принято видеть криминал в контактах с иностранцами, отсюда не высылают зарубежных религиозных и общественных деятелей без внятного объяснения причин. Здесь экологи – не враги-вредители, они заседают в парламентах, а не являются фигурантами весьма сомнительных уголовных дел (кроме Пасько, вспомним о каперанге Никитине и докторе Сойфере). В Европе оправдательный приговор суда – это нормальное явление, а не почти ЧП, как в современной России, несмотря на все демократические преобразования 90-х годов. И, разумеется, не принято оставлять часть страны без легитимных органов власти – напомним, что в Чечне уже не первый год фактически действует военное правление, а роль назначенных сверху чиновников-чеченцев близка к символической. Путин оказался перед выбором – или с высоты своего рейтинга обуздать порывы подчиненных-силовиков, или следовать в русле их настроений, которые несовместимы с современным цивилизованным миром. Похоже, что свой выбор президент сделал – в пользу Европы. Иначе сложно объяснить целый ряд путинских заявлений и действий последнего времени, которые не могут понравиться тем, кто в 2000 году аплодировал его избранию, мечтая о новом Сталине или хотя бы Андропове. Так, на недавнем заседании Госсовета президент высказался за отказ от излишней бюрократизации при решении вопросов международного сотрудничества, связанных с утилизацией ядерных отходов. За витиеватой формулировкой скрывается намерение ликвидировать всеобъемлющую секретность в этой сфере. По словам главы государства, «излишняя забюрокраченность этих вопросов и маниакальная шпиономания мешают работать». Другое знаковое высказывание президента, куда более важное, на мой взгляд, прозвучало на праздновании юбилея Верховного суда. Путин похвалил новый УПК, вступивший в силу 1 июля прошлого года. Причем похвалил за то, что число оправдательных приговоров выросло в три раза и что более чем на 20% уменьшилось число обитателей СИЗО. За неделю до президентского выступления замминистра внутренних дел Виталий Мозяков раскритиковал новый УПК за то, что он будто бы мешает правоохранителям бороться с преступностью: после того как право давать санкцию на арест перешло к судьям, подозреваемые, мол, уходят из-под ареста и от следствия. «Первые лица» судебной власти, напротив, кодекс поддерживают. Обе стороны ждали, что скажет президент, и он публично поддержал судейских. И, следовательно, цивилизованные европейские правовые нормы. Наконец, финал дела Пасько – уникальное условно-досрочное освобождение человека, который не признал своей вины, не выразил раскаяния и желания «загладить причиненный вред». Как правило, освобождают именно таких. От Пасько тоже ждали признания вины – в форме прошения о помиловании, но он отказался совершить шаг, который делал его свободным, но лишал возможности и дальше активно сотрудничать с международными экологическими и правозащитными организациями. В этом случае Пасько переставал быть для них героем, а так «Репортеры без границ» удостоили его своей премии. Прокуратура выступила против того, чтобы выпустить бывшего военного журналиста на свободу; суд постановил иначе – по некоторым данным, столь «щекотливое» дело не могло быть решено без участия сверху. В общем, вперед, в Европу. Однако на этом пути есть и серьезные проблемы. Во-первых, «проевропейские» акции до сих пор соседствуют в практике российской власти с «антиевропейскими» – взять хотя бы закрытие миссии ОБСЕ в Чечне или отказ во въезде в страну зарубежным священнослужителям и общественным деятелям. Создается впечатление, что одна рука не знает того, что творит другая. Во-вторых, политика Кремля, направленная на приобщение страны к европейским ценностям, может быть негативно воспринята силовиками, поскольку задевает их корпоративные интересы и разрушает привычные стереотипы. А ведь силовые структуры традиционно поддерживают президента Путина, хотя бы «на контрасте» с его предшественником. Поэтому, идя в Европу, российский президент серьезно рискует, но, похоже, выбора у него нет.