Последние пять дней президент Путин проводит в Сочи. В субботу он собрал прессу на “тайную вечерю” — в числе приглашенных в резиденцию “Бочаров Ручей” была и наш корреспондент Виктория Богомолова. Общение затянулось почти на два часа. ВВП напоил чаем, угостил элитным краснодарским коньяком многолетней выдержки и даже поднял тост за присутствующих. 

Вот как ответил Владимир Путин на вопросы корреспондента “МК” и других журналистов.

— Когда вы решили, что именно Фрадков будет премьер-министром, какими качествами он выделился среди других кандидатов? И чем вас не удовлетворило правительство Касьянова?

— У меня не было неудовлетворенности от деятельности правительства Касьянова. Просто я глубоко убежден, что время от времени нужно кадровый состав таких ключевых структур в государстве обновлять. (...) Люди привыкают к своему высокому положению, обрастают всякими “рыбами-прилипалами”, клевретами, устаревшими идеями и начинают излишне дорожить своим местом вместо того, чтобы активно работать и думать о развитии отрасли и страны в целом. (...)

Второе — за последний год было очевидно, что динамика в работе правительства Касьянова утрачивается. Мы с ним говорили об этом откровенно, у нас с ним очень добрые отношения и сегодня тоже. (...) Уже все начали думать о выборах. И был существенный такой элемент — не могли решиться ни на административные преобразования, не могли решиться на более важные вещи в сфере экономики, социального развития. Это — вторая причина, может быть, самая главная. 

Что касается Михаила Фрадкова, то мы с ним знакомы были не близко, но достаточно давно. Я с ним познакомился примерно в 1995 году, когда работал в Санкт-Петербурге, и, как вы знаете, я курировал там внешнеэкономические связи города. Михаил Фрадков был в это время первым заместителем министра внешнеэкономических связей Российской Федерации. У нас, как ни странно, никаких деловых отношений не было, а знакомство произошло в обычном формате — он приезжал в Санкт-Петербург навестить своего младшего сына, который учился в Суворовском училище.

В то время, когда кто-то из наших высших руководителей занимался строительством России, очень многие из так называемых элит занимались растаскиванием всего того, что можно было растащить и куда-нибудь под корягу упрятать. И когда в этих условиях человек своего родного сына не пристраивает в какое-нибудь теплое местечко, а отправляет в другой город, да еще и в Суворовское училище, не скрою, что это произвело на меня благоприятное впечатление. (...)

А когда возникла эта мысль, могу вам сказать. Когда принималось решение о том, чтобы передать функции налоговой полиции Министерству внутренних дел, мы с ним довольно долго на этот счет говорили. И он как любой руководитель ведомства, конечно, рассказывал о том, как работает эта служба, насколько она важна и нужна стране и т.д. Я все это внимательно выслушал, а потом спросил: “Михаил Ефимович! А теперь забудьте, что вы руководитель, и скажите, если действовать из интересов государства, попробуйте от этого абстрагироваться. Как вы считаете, возможна передача этих функций в МВД? Государство утратит что-то здесь, приобретет? Только по-честному”. Он ненадолго задумался и говорит: “Если по-честному, то потерь не будет. Мне трудно произносить это вслух, за мной люди. Я просто надеюсь, что при любых решениях люди не пострадают. Лучшие люди будут сохранены, их функция будут сохранена”. (...)

Я спросил, где бы он хотел работать, если такое решение о реорганизации этих функций налоговой полиции будет принято. Есть разные варианты: либо в Москве, в стране, либо за границей. (...) Я сразу назвал — это представитель Евросоюза. Ответ тоже был, мне кажется, очень правильный. Я, он говорит, не знаю, что вы можете найти здесь, но я не хочу уезжать из страны. И уехал. Ему пришлось уехать, потому что уже в ходе третьей беседы я пригласил его и сказал, что, вы знаете, я все понимаю, но вы мне сейчас нужны там. Это очень важное направление, и нам трудно найти человека, который бы качественно изменил эту работу. Работа с Евросоюзом крайне важна для нас. (...) Будете работать и в Брюсселе, и в Москве. (...) Так что в ходе этих всех дискуссий по сути решение было принято окончательно. Разумеется, он об этом не знал. Он об этом узнал за несколько дней. Я вызвал его под предлогом обсуждения нашего взаимодействия с Евросоюзом и предстоящих встреч с руководством ЕС. Для него это было полной неожиданностью. 

— Через несколько дней вы будете принимать Ширака и Шредера. Чего ждете от этих встреч?

— (...) Для нас было бы в высшей степени интересно закрепить те позиции, которые занимают Франция и Германия в связи с расширением ЕС с точки зрения строительства отношений с Россией. (...) На сегодняшний день ситуация так складывается, что сегодня нам не с кем разговаривать — меняется председательствующий, и, как у нас в народе говорят, новая метла по-новому метет. Только мы что-нибудь надумаем, напланируем — председательство меняется, появляются новые приоритеты, а старые куда-то задвигаются. Сложно работать. Они и сами это понимают.

— Как вы оцениваете недавнюю поездку Лужкова в Аджарию?

— Я уже давал положительную оценку результатам его поездки. Уверен, его присутствие там сыграло положительную роль. Само присутствие Лужкова было фактором, который всех сдерживал. Вы понимаете — как можно начать военные действия, если там Лужков находится? (...) 

Что касается будущего грузино-аджарских отношений, во-первых, это внутреннее дело самой Грузии, и мы не собираемся в это никак вмешиваться. Если вы обратили внимание, наша военная база в Аджарии не была втянута в этот конфликт никак, и это особо отметил президент Грузии в разговоре нашем по телефону. 

— Вопрос по поводу атмосферы вчерашнего форума народов Кавказа. Многие руководители оказали вам даже излишне горячий прием. Как вы сами к этому относитесь — не перебор ли это, на ваш взгляд?

— Перебор всегда возможен и часто случается. 

— Останавливать не будете?

— Вы-то сами как считаете — нужно было остановить, прервать? На Кавказе принято принимать с перебором. А дать понять — это всегда правильно, но это никогда нельзя делать публично. Потому что никогда нельзя человека обижать и ставить в неловкое положение. Во всяком случае, человек, находящийся в моем положении, не имеет права этого делать никогда в отношении любого. Даже если очень хочется, надо терпеть. На пенсию выйду, и все скажу.

— Книгу напишете?

— Я разучусь писать скоро. Продиктую.